Недавно старейшей насельнице Аланского Богоявленского женского монастыря схимонахине Минодоре (Пащенко) исполнилось восемьдесят пять лет. Сестры и прихожане приготовили в её честь маленький праздник и поздравления. А также удалось записать небольшое интервью, что стало возможным благодаря Дзерассе Биазарти. Известно, что мать Минодора не любит открываться.
О детстве, о поисках Бога, о пути к монашеству и о том, что в своем почтенном возрасте мать Минодора считает главным, в интервью на нашем сайте.
Вы в скиту бываете?
Нет. Я там сплю всегда.
Чем жизнь в скиту отличается от монастырской?
У святых вот было написано, что скиты стали строить недалеко от монастырей потому, что в монастырях шум, суета. Молитва, конечно, тоже есть. Однако суетно. А скиты специально устраивали для уединённой тишины и молитвы. Я и мать Сарматия живем на скиту, хотя больше его можно назвать подворьем, поскольку оно находится в городе Алагир. Тем не менее, у нас гораздо тише и спокойнее, чем в монастыре. На службы мы ездим в обитель. Там у нас тоже своя келья, для скитских. Так что можно и остаться на некоторое время и в монастыре.
А какие трудности?
Моя глухота очень влияет на мою жизнь. Я не могу слышать проповеди, которые питают нашу душу. Все слушают жадно. А для меня это сплошной шум. К тому же наш батюшка очень быстро говорит. Если бы медленно…хороший батюшка, но очень быстро... Для меня проповеди не существует, хотя я очень ее ценю и очень в ней нуждаюсь. Только чтение остается.
Сколько Вам лет было когда Вы пришли в монастырь?
Я уже старая была. И мне вот многие задают такой вопрос: почему ты в таком возрасте пришла в монастырь. А это потому, что я вообще к Богу в шестьдесят лет стала обращаться, ведь безбожная жизнь была.
   |
А в шестьдесят лет почему стали обращаться?
Искала Бога. Я его с детства, в общем-то, искала, но я не знала, где и как. Учеба, замужество, рождение сына. Всё как-то в заботах. А потом потребность в Боге стала всё перекрывать, и я стала Его настойчиво искать.
А расскажите, как Вы Бога искали.
Ходила по сектам, конфессиям всяким. Мне один знакомый посоветовал начать с баптистов. Ну что там у них можно найти? Голые стены, глупости всякие, ну что? Старалась только не обидеть никого.
Как Вы пришли к Православию?
Прямым строем шла, шла и пришла.Баптистов я сразу отвергла. Потом ещё куда-то, потом ещё куда-то. В конечном итоге пришла в Покровский храм. Православный. И поняла, что пришла туда, куда надо. Это моё, моё! Это дом Божий. И стала туда ходить. И правильно сделала. Там было две Литургии. Я на раннюю приходила. Там ещё один храм есть во дворе - Серафима Саровского и вот там меня привели к вере. Я становилась близко- близко к алтарю и всё слышала: и молитвы, и проповеди. Тогда я не была глухая, а сейчас плохо слышу. Страдаю лишь, что проповедь не слышу, а так я рада, что ничего лишнего меня не беспокоит. Даже радуюсь этому.
   |
А сюда как попали, в монастырь?
Сюда? Ножками. Нет, не ножками. Меня воспитали бабушка с дедушкой. Бабушка моя, Мария Казимировна, была католичкой, она была полькой по национальности. Вся прямо трепетала, когда из Польши кто появлялся. К зубному бежала, радовалась, что он ей за один приём четыре зуба удалил. Ой, такой доктор! Поляк ведь. Но всё-таки бабушка была далека от истины, хотя от неё шло добро…Я всё думаю, как я могла прийти к монашеству, как?
Она, наверное, ходила в храм?
Некуда ходить было, деточка, некуда! Сталинизм был. Безбожное время. Двинуться нельзя было. Я в 1932 году родилась. Молчание сплошное, расстрелы. Кися, о чём Вы говорите…32 год, а 1937 всех покосили, кого хотели. Я вот недавно открыла журнал «Фома» и там дата 95-летие исхода огромного количества людей из России, русских. А? Ну вот как это? Иной раз мне сын говорит: «Вот оно тебе всё это надо?» Не знаю, ну вот почему-то надо. Скорблю…
В каком возрасте Вы крестились? Разве не под запретом была Церковь?
Ну что под запретом? У меня подружка была благословенная. Значит, я очень танцевать стремилась и с шести лет меня отдали в балетную школу. Немцев тогда ещё не выселили и во Владикавказе была замечательная балетная школа под управлением старенького балетмейстера по фамилии Коц. Меня к нему привели, он посмотрел и принял. И лет шесть или семь я занималась сплошным балетом. Бабушка моя была очень общительная, и там она познакомилась с женой профессора Ровдовского, он преподавал в Сельхозинституте. А я тем временем подружилась с их дочерью Светланой. Когда она к нам домой приходила, дедушка её называл Рагмедой. Мы спрашивали: «Почему Рагмеда?» «А потому, что это такое же древнее имя, как и Светлана», - отвечал дедушка. И мы долго дружили, и дружба была очень приятной, замечательной.
   |
Ваше крещение как-то связано с подругой Светланой?
Да. Однажды она говорит: «Пошли!» И мы пошли по городу и пришли в храм. Не знаю, в одиннадцать лет можно ли было ходить самостоятельно? Я не знаю. Откуда это у неё взялось, она же профессорская дочь… Но при них в квартире жила домработница рыжего цвета, старенькая, сердитая, всё время нас прогоняла. Может от неё Светлана что переняла. Может она в Бога верила. Почему так настроились я не помню, может, говорили о чем, уже не вспомню. И вот пришли в Ильинскую церковь. А там убожество такое! Вы недавно там были, её же преобразовали так, она роскошная стала сейчас!
А тогда?
А тогда будочка маленькая деревянненькая стояла, так что по земле приходилось заходить. Это ведь была кладбищенская часовня. Слава Богу, что хоть она действовала. К тому времени более тридцати храмов и часовен, украшавших и защищавших Владикавказ, были разрушены большевиками. Вот ведь странность. Ну, закрой, ну запрети служить. Зачем же здание добротное и красивое рушить? А нет! Не было и филармонии сейчас, разрушь они кирху. Но важно было из памяти людей стереть, что они православные.
Кого вы встретили в Ильинской церкви или, скорее, кто вас встретил?
Так вот, пришли мы в Ильинскую церковь, и я обратилась нахально к старенькой свечнице: «Хочу креститься!». Вышел старенький священник, выслушал нас и пошёл на встречу, окрестил. Без погружения, конечно, тогда это было невозможно. «Извините, -говорит,- но крестиков у нас нет»,- и дал образок Божией Матери. Я пошла как на крыльях оттуда. Летела до дома. Мне было 11 лет. Я не скрывала ни от кого своей радости, хотелось со всем миром поделиться счастьем. И пошла сразу мерзкая сплетня по школе. Что Наташку голую водили вокруг Церкви. Ну а соседи есть соседи…Я поняла, что значит люди, и как от них надо сберегаться и молчать.
А где Вы жили во Владикавказе? В центре?
Отец моего дедушки в четырнадцать лет вывел его из своей семьи и сказал: иди и сам зарабатывай себе на жизнь. Ну, дедушка много, конечно, перестрадал, мальчику было сложно. Потому у него такие поговорки были всю жизнь: «Голод не тётка» или что-то в этом роде. Но дедушка не опустил рук и много работал, в том числе, учителем детей в зажиточных купеческих семьях. Потом, всё же, выучился на юриста и работал юрисконсультом. Всякие недоразумения разрешал. Помню, до двух ночи сидел, писал. Раньше ведь не было таких приспособлений, копирующих и прочее. Он все эти бумаги своим бисерным почерком оформлял. Звали дедушку Коперников Владимир Никодимович. Он большое влияние на мою жизнь оказал. Благое. Но вот его вероисповедание мне неизвестно.
Вы же дедушку хорошо помните?
Да.
   |
Значит, как немцы к Владикавказу подошли тоже помните?
Ну, что-то помню. Город в котловине находится, окружён горами и вот с той стороны, с юго-восточной, кажется, там соседи наши наладили зенитки, чтобы сбивать советские самолёты и обстреливать прифронтовой город. И они обстреливали город Владикавказ. А мы в подвале сидели. Помню, как тревожно о вражеском втором фронте говорили старшие. Я помню, как увидела на улице Ленина убитую осколком девочку-подростка. Утром шла она куда-то, видимо, а теперь вот с корзинкой лежала там осколком убитая. Лежала на земле. Сколько горя. И не заканчивается…
Вас не эвакуировали?
Нет, мы сидели в подвале. Только рассуждали, что он бетонный, что только прямое попадание может убить. А у меня были друзья, подростки, я теперь за них молюсь, они уже умерли почему-то, даже не знаю почему. Одного Славик звали, другого Борис Камышанский, мы лазили по крышам втроём и собирали осколки.
Что Вам ещё запомнилось из осады в 42 году?
Деточка, да бабушка с дедушкой со мной нянчились очень. Даже слишком. Берегли от всего. Бабушка всё лучшее отдавала мне. Но где-то именно в это время дедушка заболел крупозным воспалением лёгких. Пригласили доктора Фаласянца. Замечательный был доктор. А тогда новые лекарства были, сульфадимезин только начали применять. Он стал лечить дедушку сульфадимезином, и тот пошел на поправку. Препарат перестали давать, но, оказывается, лечить им нужно было осторожно и долго. Очень долго. А доктор решил: ну, раз уже нет температуры, можно прекратить прием. И дедушка сгорел. Схоронили его прямо на кладбище Ильинской церкви, там деревце было около будочки. А потом я уже взрослая была и смотрю, а его перенесли, потому что там уже построили…это, что построили? Корпуса какие-то учебные. И могилку пришлось перенести. Ну и вот, бабушка постоянно обо мне говорила, что она, то есть я, слишком впечатлительная и на похороны деда меня не пустила. Я об этом очень сожалею…
А где были Ваши родители?
Меня воспитала практически бабушка… Ну, если Вам так интересно затронуть эту тему тяжёлую, то, отец с матерью развелись и каждый пытался построить свою новую жизнь. Я говорю, что я сиротой была при живых родителях. Это я поняла, когда начала читать псалмы. А там есть в 26-ом псалме: «Яко отец мой и мати моя остависта мя. Господь же восприят мя». Я поняла, что это про меня. Так вот, в то время я не чувствовала себя сиротой. Очень любила мать, а об отце только мечтала. Его звали Игорь и я двадцать лет бредила этим именем и этим образом. Нуждалась в отце, но его рядом со мной не было. Бабушка с дедушкой, даже самые замечательные, они не заменяют любви божественной родительской, нет. Так я и выросла и поняла уже, когда в монастыре оказалась, что я и есть сирота.
Однако Вы с теплом говорите о бабушке.
Бабушка моя, благослови её Бог, была ко всему ужасу из тех, у которых папы безгрешные бывают. Как она там называется эта конфессия? Она, правда, в детстве посещала гимназию Ольгинскую, на улице Маркуса. Тогда же наравне с другими дисциплинами преподавался Закон Божий. И она оттуда целыми цитатами разражалась. То «глас вопиющего в пустыне», то «другую щёку подставь», то «легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в рай». То … «угли раскаленные себе на голову положишь, если злом ответишь». На что? Да на всё. Ну вот, значит, всё влияние от бабушки получила. А я ребёнком всё это хватала, о чем-то мечтала, куда-то стремилась. Ну, я среди соседей тоже не скрывала, что покрестилась. А они сразу пришли к выводу, что это меня бабушка настроила. А она ни сном, ни духом.
А мама Ваша кем была?
Она была одарена изумительным голосом. Оперным. Но не могла найти себе преподавателя в эти страшные времена. Умерла она молодой, в 56 лет. Позже, при посещении филармонии, я повстречала её бывших знакомых - двух сестер армянок, музыкальные такие дивы. Я говорю: «Вы помните Марию Владимировну Каперникову»? Они в два голоса воскликнули: «Дивный голос. Но не состоявшийся». Ну что это? Кармен на экзамене в музпедучилище пела. Вот так. Я её нежно востребованно любила, но её было крайне мало в моей жизни. И вот, когда она умерла в 1966 году, мои детские обиды не оставляли меня. И тогда я стала о ней писать как бы эссе, эссе постфактум. Оно получилось возвышенно-нежное, любовное и, пока я писала его, я всё больше и больше полюбляла её, прощала, всё больше понимала. Потому как иначе нельзя.
Как же справляться с обидами?
Спасает молитва. Особенно, когда мы молимся за усопших. В молитве мы можем просить прощения и у Бога, и у тех, кто уже перешёл в Вечность. У нас есть такое послушание – поминовение усопших, и я к тем близким и родным, о ком давно молюсь, стала прибавлять тех, кого я с детства помню, кого мне жалко было. Три старика одиноких, я их записала, соседи- квартиранты, семья Узелиевых, Моисей Наумович и его сестра Рахиль Наумовна, врач Соломон Абрамович и другие. Не знаю, были ли они крещёнными, но, думаю, что молитва нужна всем.
   |
Как получилось, что Вы стали насельницей Аланского монастыря?
Впервые я приехала на постриг сестёр в Бесланский храм Великомученицы Варвары в 2002 году. Это было на Успение Пресвятой Богородицы, постригали мать Феодосию и мать Варвару. Душа давно стремилась к монашеству. Чуть позже я имела беседу с архимандритом Антонием (Даниловым), просила его постричь меня в монашество. Мне было уже под семьдесят, и я предполагала продолжить жить дома после пострига. Но отец Антоний сказал, что уже не те времена и монаху нужно подвизаться в монастыре. Я хотела быть тайной монахиней. А он ответил: «Зачем же тайной, разве мы не верующие»? И я обрадовалась и была абсолютно счастлива. С монахиней Акилиной, теперешней схимонахиней Марфой мы поехали в Алагирский скит, с которого начинался наш Богоявленский монастырь. И я решилась с Божией помощью остаться с сёстрами, сколько Бог даст жизни. Постригли меня Великим постом в 2003 году в Варваринском храме, на следующий день после пострига отца Стефана, теперешнего игумена Фиагдонского монастыря. Так что он братик мой по постригу. Постриг отец Антоний и дал мне имя моей любимой святой и покровительницы по рождению - Марии Египетской. И стали мы жить поживать…
А как Вас постригли в Великую схиму?
А это уже по инициативе владыки Феофана. Он сам и постриг меня 13 апреля 2009 года с именем Минодора в честь мученицы Минодоры Вифинской. Я всё с именем не могла смириться. Даже в этом нужно смирение монаху.
Что-то изменилось в Вашей жизни с принятием великосхимничества?
Да что тут может измениться? Еще острее видишь свою греховность, еще яснее понимаешь, что без Бога ты пустое место. Ну и осознаешь окончательно, что есть только один путь спасения - это любовь. Нет любви - всё тщетно.