Нузал находится в Алагирском ущелье Северной Осетии, на древней дороге, соединявшей Закавказье и предкавказские степи. Этот путь по своему значению конкурировал со знаменитой дорогой через "Ворота аланов" - Дарьял, и контролировавшие его феодальные фамилии, несомненно, относились к самым влиятельным и богатым в средневековой Осетии. Наиболее подробная публикация, посвященная нузальскому храму и содержащая исчерпывающую на момент издания библиографию, принадлежит В. А. Кузнецову.
Колено (род) Царазонта, владевший землями этой части Алагирского ущелья (Уалладжира, осет. - Уæлладжыр), как считают многие осетиноведы, был связан с аланской и грузинской правящими династиями. Высказывалось предположение, что к Царазонта имели отношение знаменитый Давид Сослан, а также известный по грузинским историческим хроникам "мтавар овсов" Ос-Багатар (последний правитель Алании), погибший в 1306 или 1307 г. В ряде публикаций, касающихся памятника, разрабатывается версия что в храме был погребен упомянутый Ос-Багатар. Этому герою принадлежит зафиксированная в летописях организация последней попытки военной экспансии осетин в Закавказье, когда в течение почти двадцати лет "овсы" удерживали за собой город Гори. В народной же памяти произошла контаминация нескольких одноименных личностей, живших в разное время, и уже к легендарному Ос-Багатару возводит свое происхождение большинство алагирских фамилий.
Ему приписывали некоторые реликвии, хранившиеся в местных святилищах, с ним же традиция связывала саму Нузальскую церковь. Напомню, что Нузальский храм (по-осетински "Нузалы аргъуан") представляет собой прямоугольное в плане сооружение, сложенное из грубого камня на сероватом известковом растворе и перекрытое ложным сводом (Илл. 1). Считается, что своеобразная форма памятника говорит о возведении здания местными каменщиками, хотя истоки строительной традиции не ясны, и указать более ранние аналоги представляется затруднительным.
Размеры внутреннего помещения Нузальского храма (Илл. 2) очень невелики - ок. 180 на 420 см, его высота от современного пола до "перелома" свода - ок. 3,55 м, толщина стен - от 0,8 до 1 м. Ориентация алтарной части церкви - на северо-восток, с большим смещением к северу. Входной проем расположен с западной стороны храма. В перелом свода отверстием внутрь помещения вставлен керамический сосуд-голосник, который В. А. Кузнецовым по извлеченным фрагментам был датирован золотоордынским временем .
Особый интерес представляют росписи, покрывающие внутренние стены Нузальской церкви. Фрески единовременны и однородны, никогда не поновлялись и не переписывались. Время создания росписи в работах различных исследователей предлагается в пределах от XII до XV в. Размещение изображений абсолютно укладывается в систему, сформировавшуюся в Византии к XI в. и подчиненную символике литургического богослужения. Общая для всего восточно-христианского мира, эта система имела различные региональные особенности. В числе аргументов нехристианского происхождения памятника приводится якобы "неканоничная" ориентация нузальского храма, алтарная часть которого обращена на северо-восток. На самом деле подобные "отклонения" очень часто встречаются в архитектуре всего христианского мира - строгая ориентация по сторонам света не была непременным условием при строительстве культовых сооружений - примеров тому множество повсюду.
Кстати, наиболее распространено смещение алтаря именно к северу. Так, это отмечено в Тхаба-Ерды в Ингушетии, в Среднем и Южном храмах Нижнего Архыза. Восток в понимании средневекового человека означал точку восхода солнца над линией горизонта - при разметке плана продольная ось ориентировалась на первый луч восходящего солнца, и редко совпадала с магнитной осью Земли. Еще В. Б. Пфаф отметил, что "Нузал лежит в котловине, узком Касарском ущельи, среди отвесных высочайших скал, солнце здесь восходит поздно, а заходит рано" . Поскольку горизонт и, соответственно, точка восхода скрыты горами, то верно определить направление запад-восток без специальных приборов вряд ли возможно. Понятно, что ориентация храма была установлена "на глаз", чем и можно объяснить отмеченную погрешность.
Нузальский храм нередко называют "часовней", хотя этот термин, как и сами такие сооружения (в современном понимании - без алтаря) не характерны для византийской эпохи. Скорее всего, в "Нузалы аргъуан" не было приписного духовенства, а богослужение здесь совершалось только в определенные дни года. Вместе с тем, оформление интерьера памятника прямо свидетельствует, что это была именно церковь (по крайней мере, на определенном этапе существования) - то есть здесь существовали все элементы, необходимые для совершения литургии, прежде всего преграда, алтарь и жертвенник-протесис. Правда, Е. Г. Пчелина, проводившая в августе 1965 г. раскопки "в пределах площади алтаря" (в 1946 г. был вскрыт только наос, в отчете названый "кафоликон"), ни основания преграды, ни остатков других литургических устройств не отметила . Кстати, погребение, исследованное Е. Г. Пчелиной, сильно смещено к западной стене, т. е. было совершено с учетом алтарной преграды. Это в очередной раз опровергает версию, что перед нами типичный осетинский "склеп с открытой поминальной камерой и впущенным в материк погребением", позже якобы переделанный в "часовню". Захоронение было совершено именно в христианском храме - в его наосе, и именно в соответствии с христианским обрядом: как указывает Е. Г. Пчелина - "головой на запад - лицом на восток".
О первоначальном предназначении постройки для литургического богослужения свидетельствует и вставленный в свод сосуд-голосник. Применение голосников восходит к античности и было распространено по всему христианскому миру. Эти сосуды главным образом использовались для облегчения веса перекрытия, но очень часто они вставлялись в кладку отверстиями внутрь помещения для улучшения его акустических свойств (хотя вовсе не являлись обязательной деталью интерьера). Такие сосуды-резонаторы имеются в Среднем храме Нижнего Архыза и в Шоанинском храме.
Неудобная в нашем понимании форма входа, скорее всего, связана с частным характером богослужения и закрытостью этих фамильных молелен от посторонних. Значение архитектурных форм Нузальского храма в том, что из сохранившихся памятников - это древнейшее более или менее датированное сооружение Северного Кавказа. Сравнивая формы "Нузалы аргъуан" с архитектурой наземных (именно наземных!) склепов, всегда следует учитывать, что сохранившиеся погребальные сооружения такого типа вряд ли были построены ранее XVI в.
Вернемся к фресковым изображениям на стенах храма. Согласно версии В. А. Кузнецова, все сохранившиеся фигуры этого регистра являются представителями колена Царазонта (в том числе одетые в богослужебные облачения и имеющие нимбы). В целом же, как считает ученый, здесь представлен "генеалогический" ряд правящего алано-осетинского рода, охватывающий два с половиной столетия. При этом исследователь опирался на работу И. А. Лолашвили , в которой сделана попытка идентификации "светских" изображений описываемой росписи и окончательно отведена версия о связи усыпальницы с именем Давида Сослана. Атрибуция И. А. Лолашвили и В. А. Кузнецова была основана, прежде всего, на прочтении надписей около фигур, частично совпавших с именами, упомянутыми в двух связанных с историей Осетии и Грузии письменных источниках. Эти источники - "генеалогия правящих династий феодальной Алании XI-XII вв.", заканчивающаяся на "сыне царя овсов" Давиде Сослане, а также загадочная "нузальская стихоэпитафия", которая якобы была написана на стене церкви (текст "эпитафии" приводится далее).
Известно несколько вариантов этого произведения, написанного на грузинском языке. Они отличаются в деталях, не меняющих общего смысла. В тексте "эпитафии" очевидны фольклорные истоки; древнее ее происхождение также до сих пор вызывает споры. Привожу один из переводов, опубликованный В. А. Кузнецовым:
"Нас было 9-ть братьев - Царазоновы - Цахиловы: Ос-Багатар, Давид и Сослан - с 4-мя царствами борющиеся. Фидарос, Долароз, Сокур - Георгий, с презрением на врагов взирающие. Братья наши Исаак, Романоз и Басил сделались добрыми рабами Христа (монахами). Мы содержим в 4-х углах узкие проходы дорог. В Касаре имею укрепление и сабаже (заставу), здесь содержу двери моста, о будущем обнадежен, в настоящем благополучен. Руды золота и серебра имею в таком обилии, как вода. Покорил кавказцев, противустал 4-м царствам (народам). У грузинского (батони) князя похитил сестру, не оставил своего рода; настиг меня, клятвою обманул, наложил на себя вину мою (грех). Багатар утонул в воде, войско осетин истреблено".
По мнению В. А. Кузнецова, на стене усыпальницы мы видим изображение представителей мужской линии аланской правящей фамилии, часть из которых упомянута в "генеалогии", а часть - в "эпитафии". Среди фигур нижнего яруса исследователем были выделены "группа генеалогических предков", "группа выдающихся воинов" и "группа первосвященников". Такая трактовка фигур первого регистра, несмотря на очевидные противоречия, была поддержана в работах ряда авторов. Четыре подписи на фресках действительно совпадают с именами, упомянутыми в "эпитафии" (Сослан, Фидарос, Басили, Романоз). Однако достаточно общих знаний по системе внутренней декорации восточно-христианского храма, чтоб придти к однозначному выводу, что расположенные в алтарной части нузальской церкви изображения священнослужителей с нимбами (в их числе как раз Басили и Романоз) к Царазонта не имеют никакого отношения. Все четыре поясные фигуры без малейшего сомнения персонифицируются в соответствии с классическим византийским каноном храмовой росписи. «Сравнивая нузальскую церковь со склепами, мы находим больше отличий, нежели сходства. Подобие заключается только в конструкции свода и наличии погребения. Остальное; характер этого погребения (грунтовое), присутствие световых проемов, "правильная" ориентация по сторонам света, голосник, ранняя датировка, и, наконец, преграда и фрески - все это "отталкивает" "Нузальскую часовню" от склепов» .
Конечно, памятник мог изначально иметь какие-либо иные функции, но этому нет серьезного подтверждения. Версия о "дохристианском прошлом" нашего храма слишком умозрительна - она возникла из-за внешнего сходства со склепами и основана на распространенном в советской историографии поиске языческих основ в христианских (и не только христианских) памятниках.
Стоит коснуться вопроса о посвящении храма. Конечно, мы вряд ли узнаем точно, кто был святым патроном нузальской церкви, хотя эта проблема иногда затрагивается исследователями. В 1780 г. протопоп Иоанн Болгарский писал о церкви: "В деревне Нузал – целая ж, в которой видно отчасти стенное изоброжение святых великомучеников Георгия и Феодора Тирона и архистратига Михаила, в чие имя неизвестно" . По свидетельству В. С. Толстого, в сер. XIX в. храм "праздновал святых архангелов Михаила и Гавриила" . Это посвящение, судя по всему, позднее, и связано с тем, что известный по осетинскому пантеону Мкалгабртæ, соотносимый с архангелами Михаилом и Гавриилом и особо чтимый в Уалладжире, считается покровителем колена Царазонта.
Существует предположение, основанное на анализе сказаний о нарте Батразе, которого сопоставляют с Ос-Багатаром (Батраз - Батыр-Ас), что нузальская церковь могла быть освящена во имя Софии Премудрости Божией. Главное, что противоречит данной гипотезе - то, что все известные храмы Софии Премудрости являются кафедральными соборами, сооружавшимися в важнейших городских центрах, прежде всего в столицах государств, претендовавших на политическую и церковную самостоятельность. Храмов Софии известно относительно немного, это весьма представительные постройки, обязательно связанные с резиденциями архиепископов, а посвящение их центральных алтарей - явное подражание главному кафедралу Нового Рима - Константинополя. Нузал был лишь горным селением с феодальной резиденцией, а здешний церковный приход, полагаю, в XIV в. мог входить в сферу влияния Никозского епископа (Никози - около современного Цхинвала), которому подчинялась и Двалетия-Туалгом. Все это заставляет сомневаться в столь претенциозном посвящении крохотной надгробной церковки.
Если можно всерьёз воспринимать "исторические" свидетельства из нартовских сказаний, то храм Софии Премудрости надо искать в каком-либо епархиальном или столичном центре, возможно в Нижнем Архызе.
Наиболее вероятно, что нузальский храм был посвящен одному из всадников, которые написаны на склонах свода, но появление этих изображений можно объяснять и другими, более общими, причинами. Символическое значение таких парных композиций гораздо шире, чем просто популярные "избранные" святые, и зачастую никак не связано с посвящением алтаря. По меньшей мере наивно полагать, что мучеников Георгия и Евстафия поместили сюда исключительно из любви заказчиков росписи к воинской и охотничьей тематике. В этих фигурах не обнаруживается какие-либо элементы "деканонизации" и "упрощения с учетом местных вкусов", якобы свидетельствующих о хорошем знании художником здешних обычаев.
По мнению Д.В. Белецкого , культ мучеников, подвиг которых считается прообразом - повторением добровольной жертвы Спасителя, издревле связан с заупокойной службой, и образы Георгия и Евстафия подчеркивают поминальную тематику росписей нузальской усыпальницы.
Вместе с тем, в научных работах есть прямые указания на "заупокойный" аспект почитания Евстафия. Например, об этом пишет Э. С. Смирнова: "поскольку св. Евстафию было дано обетование спасения, его изображения связаны с погребальным культом и с темой воскресения мертвых...» Следовательно, появление образа Евстафия Плакиды в нузальской росписи логично связывать именно с погребальными функциями храма, служившего усыпальницей одному из представителей местной социальной верхушки. Но св. Евстафий как и св.Георгий в православной традиции является покровителем воинов и охотников, что соответствует осетинскому Æфсати.
Итак, вопрос атрибуции памятника остается открытым, и уверенно связать как погребение, так и светские изображения Нузала с конкретными историческими лицами пока не удается. Д.В.Белецкий пишет, что впереди группы расположено изображение покойного главы "сильного" алагирского рода, за спиной которого стоят два его сына с женами и ребенком. Таким образом, это был родовой храм-усыпальница, личная собственность семьи, принадлежавшей к социальной верхушке Алагирского ущелья XIVв. Небольших "фамильных" церквей над гробами усопших известно множество по всему христианскому миру. Можно предположить, что в Осетии и примыкающих областях "Нузалы аргъуан" не была единственной постройкой этого типа, но подобные погребальные сооружения еще не выявлены.
Среди памятников византийской ойкумены нузальская церковь выделяется неожиданным контрастом своей "народной" архитектуры и высокопрофессиональных фресок. Но это "противоречие" вполне объяснимо. В горах, где строительный материал лежал под ногами, существовала своя традиция каменного зодчества, и приглашать мастеров "из-за перевала" не было нужды. К тому же заказчики нузальской усыпальницы не ставили цель соорудить крупную постройку типа Зругского храма, для возведения которой требовались сложные технические навыки. Поэтому при строительстве обошлись местными силами.
К этнографическим данным - а в основном по ним судят о личности погребенного в нузальской усыпальнице - надо относиться с осторожностью. Все-таки к началу своего изучения храм существовал уже более 500 лет. Вспомним, что и за меньший срок осетинские памятники обрастали легендарными сведениями, не имеющими ничего общего с истиной. При этом важные факты истории полностью забывались, как было напрочь забыто и присутствие погребения в нузальской церкви. Да и фольклорный образ Ос-Багатара, напомним, является контаминацией, не привязанной к определенному времени, и имеет мало общего с реальной личностью XIII в. Чем выделяется нузальская усыпальница - это наличием единственного захоронения, что, вкупе с заманчивыми версиями о принадлежности останков, трактовками ктиторской группы и проч., дает историкам основания рассуждать о значимости погребенного.
Настоящим открытием стало выявление имени художника расписывавшего Нузальскую церковь. Его автограф грузинской скорописью - «мхедрули» был обнаружен после очистки фресок от грязи и солей в 1973г . По просьбе В.А. Кузнецова прочитан тбилисским эпиграфистом Т. В. Барнавели как «Кола Тлиев», но русифицированная форма фамилии вызывала сомнение, и Кузнецов через Г. Д. Тогошвили обратился к палеографу В. Силогава. В его чтении надпись содержит осетинскую фамильную номинацию «Вола Тлиаг» . Вола Тлиаг - это Вола Тлийский, Вола из Тли. Речь может идти только о Тли в Мамисонском ущелье, где находятся руины грузинского храма XI в., другого Тли в Северной Осетии нет. В таком случае в лице Вола Тлиага мы имеем первого профессионального художника осетинской национальности, но прошедшего профессиональную подготовку в Грузии.
Представляет немалый интерес и пещерный монастырь вблизи Нузала. На противоположной от Нузальского храма стороне, на правом берегу р. Ардон, на высокой скале высечена целая крепость (она стоит и сейчас), бастионы которой якобы были связаны между собой подземными ходами. Эту кре¬пость народное предание приписывает Ос-Багатару; в ней якобы он и жил и хранил свои сокровища . И, действительно, более удобного места для крепости и более надежной защиты от врагов едва ли можно было подобрать.
«Впоследствии,— пишет В.Б. Пфаф, - эта крепость была обращена в монастырь, где, как говорят, еще долгое время, спустя после XIV столетия жило несколько монахов-отшельников».
Автор: иеромонах Сергий (Сослан Чехов)