Бог есть Дух, и человек, являясь существом духовным, может ощущать подлинный внутренний мир только в непосредственной близости к Богу. Так же и у народа — когда его язык припадает к божественному источнику, он раскрывается во всей полноте и глубине и обретает сакральность. Сакральность – это духовность, подчинение Богу не только разумом, но и всем сердцем.
Соприкоснувшись с осетинским языком, нельзя не заметить на нем «печать дара Духа Святого», независимо от того, осознают ли себя осетины носителями этого духа или нет. Вы только вдумайтесь: «Дæ бон хорз»; «Дæ райсом хорз»; «Дæ изӕр хорз». Когда мы слышим эти приветствия, обращенные к нам, мы не сомневаемся, что и утро, и день, и вечер — все Божье, и отвечаем: «Кæй бон у, уый хорзæх дæ уæд /Чей есть этот день, да будет тебе его милость». И тут неизбежны ассоциации с Писанием, где говорится: «Все дается Духом Божиим, исходит от Бога: „Все из Него, Им и к Нему“» (Рим 11: 36).
Очень часто слова осетинского языка указывают, с одной стороны, на объект, называя его, с другой — раскрывают внутреннее содержание, обнаруживая более глубокий смысл. Понятие взгляд передают два слова: æнгас и цæстæнгас, как бы указывая на то, что можно посмотреть физическим зрением — глазами (цæст – глаз), а можно — внутренним взором.
Поражают своей емкостью и глубоким внутренним содержанием так называемые сложные слова. Скажем. друг в осетинском языке — хæлар, сердце – зæрдæ, а дружелюбный (тот, чья настоящая крепкая дружба исходит из самого сердца) – хæларзæрдæ. Человек – гоймаг, а человек, как существо духовное, – удгоймаг. Живой — æгас и удæгас, потому что настоящая жизнь проявляется только в духе. Покой – æнцой, но к этому слову прибавляется уд, и получается удæнцой, как указание на духовный источник душевного мира. Сайд – обман. А узнаем мы обман и реагируем на него сердцем (зæрдæсайд фӕвӕййӕм, как говорят осетины).
Некогда Христос, «подозвав народ с учениками Своими, сказал им: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк 8: 34). Быть самоотверженным в осетинском языке буквально означает быть в полноте духа: Удуæлдай — самоотверженный; Уд – душа, дух; Уæлдай – избыток, излишек. И это помогает нам более глубоко понять смысл Священного Писания: следовать за Богом означает быть в полноте духа, только в полноте духа это возможно.
Вся жизнь каждого из нас: зачатие, рождение, любовь и смерть проходит перед взором одухотворенного человека как Таинство. Зачатие, оплодотворение в сакральном языке звучит как уддзыд (букв.) – дух от Него (одухотворенность). Как тут не вспомнить Благовещение Архангела Гавриила Пресвятой Деве Марии:
«Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим»…
«…Сыгъдæг Уд æрцæудзæни Дæуыл, æмæ Дæ Бæрзонды тых æраууон кæндзæни, æмæ уый тыххæй Сыгъдæг гуырд дæр Хуыцауы Фырт хуындзæни» Лк 1: 35).
Мы понимаем, что кроме конкретных событий, происходящих здесь, Евангелие повествует и о духовной жизни каждого из нас. В ответ на смирение и любовь, Господь насаждает в душе человека семена благодати Духом Святым, и человек с помощью Божией вынашивает духовный плод.
«Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал 5: 22).
«Уд та дæтты (букв. дух же дает) уарзт, цин, фарн, фæразондзинад, адæймаджы кæны зæрдæхæлар, рæдау, иузæрдион».
Об этом мы должны помнить при переводе Священных Книг и богослужебных текстов, и этим мы должны руководствоваться.
При переводе Священного Писания и богослужебных текстов не всегда просто найти слова, которые бы соответствовали Духу Писания, Его возвышенному смыслу. Всегда радостно, когда перевод отражает не только внешние события, но и внутреннюю жизнь, ведь слово способно вести человека из обыденного мира в мир духовный, исполненный смысла и красоты. К переводу Священного Писания лучше всего приступать с благоговением и молитвой, тогда Господь освятит наши чувства и ум, чтобы мы могли сделать верный выбор.
Евангелие говорит о богаче и Лазаре:
«Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его» (Лк 16: 19-22).
В осетинском переводе последнее предложение этого евангельского текста звучит так: «Амард мæгуыр лæг, æмæ йæ зæдтæ ахастой Авраамы хъæбысмæ. Амард хъæздыг дæр, æмæ йæ баныгæдтой».
Осетинский язык, так же как и русский подчеркивает здесь различие, между «перейти в вечность» (букв. в объятия Бога — Хуыцауы хъæбысмæ) и «быть похороненным» — баныгæнын. Сами составляющие сложных слов могила (уæл-мæрд) и кладбище (уæл-мæрдтæ) происходят от слова уæлæмæ – вверх, наверх. Это звучит как напоминание о том, что хотя тело и умирает, но душа вечна, она возвращается к Богу, в мир горний. Какое мысленное богатство открывается, когда осетинское и русское слово встают рука об руку и соединяют свои смыслы: «потусторонний мир» на осетинском языке звучит как удыбæстæ. Это слово состоит из двух слов, которые буквально могут означать — область духа, свет души. Уд – дух; душа; бæстæ – край, область; местность; страна, свет. Получается, что потусторонний – это не загробный, а внутренний мир человека. И вновь возникают ассоциации с Писанием: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1Кор 3: 16); «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк 17: 21).
Осетинский язык богат идиомами. Если, скажем, устойчивое выражение Хорз амонд дæ хай воспринимать на светском уровне, его можно понимать как пожелание мирского счастья: «Дай тебе Бог хорошего жениха или невесту». Но ведь счастье может быть и возвышенным, духовным.
На Тайной Вечере Христос «влил воду в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги?.. не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною» (Ин 13: 5-8) «уæд дын Мемæ хай нæй».
Истинная природа высочайшего счастья заключается в том, чтобы иметь часть с Богом, быть Его частью. Именно такого счастья и хотелось бы желать друг другу, говоря: «Хорз амонд дæ хай».
Именно эту мысль подтверждает другое устойчивое выражение «Дæ хъуыддаг раст», которое буквально означает «Справедливого занятия тебе; правого дела тебе».
Вера и любовь к Богу должны подкрепляться делами и поступающий так обретает счастье, часть с Богом. И наш собственный опыт любви подтверждает это. Чловека, занятого конкретным делом, осетины приветствуют словом: байрай (возрадуйся). Ни совесть, ни честь, ни душу, ни, тем более, Бога увидеть невозможно. Но мы слышим голос совести, мы осознаем наличие чести и присутствие духа, мы чувствуем Бога сердцем. Как же это передать словами для всех понятными? В осетинском языке для этой задачи найдено простое и удачное решение.
Хотя человек существо духовное (удгоймаг), все, что связано с его внутренним миром, определяется осязаемыми понятиями: совесть и честь – это лицо (цæсгом); лицемерие – цæстмæхъус (букв. – ухо к глазу); красивый и некрасивый - хæрзуынд, фыдуынд (букв. - добрый, злой вид).
Все, что связано с душой, неотделимо от сердца. Сердце одновременно и осязаемый орган и вместилище памяти, совести и всех добрых и злых чувств. Поэтому говорится по-осетински:
Зæрдæрухс, зӕрдӕрай – радостный, жизнерадостный;
Удаист – перепуганный;
Удхæссæг –душегуб;
Фыд зæрдæ хæссын – носить злое сердце;
Фыд-зæрдæ; сау-зæрдæ (букв.) – злое сердце, черное сердце;
Зæрдæмарæн – тоскливый; убивающий сердце (букв.);
И вот еще одно осетинское слово - слеза, которое меня поразило.
В словаре Василия Ивановича Абаева «слеза» переводится как цæссыг, цæстысыг. В осетинско-русском словаре под редакцией Т.А. Гуриева слово слеза пишется раздельно, как цæсты сыг (букв. полоса глаза, усик глаза). Когда в глаз попадает соринка, мы плохо видим. Текут слезы. Слезы нужны для того, чтобы соринка выпала, и вернулась способность видеть. Во внутреннем мире все точно также. Неприятные переживания, скорби, как соринка в глазу – они мешают душе видеть Бога, видеть красоту мира и других людей. Но также они служат и очищению души.
Не могу не сказать о молитве Отче наш. Это особенная молитва, которую нам дал Сам Господь. В переводе на осетинский язык слово «насущный» звучит, как «уоныны»: «Нæ уоныны дзул ратт махæн абон».
В русском языке у слова «насущный» есть прямое и иносказательное значения:
- Насущный — насущный хлеб (разг.) - минимум пропитания, минимум средств, необходимых для существования. От греческого – дневной рацион.
- Насущный - имеющий важное жизненное значение, безусловно необходимый;
Иносказательное значение слова «насущный» могут пояснить синонимы:
существенный; злободневный, острый, актуальный, современный, назревший, животрепещущий, наболевший, жизненный, настоятельный, живой, необходимый, жгучий.
В словаре В. И. Абаева слово «насущный» звучит как: Ахсджиаг, Æхсызгон Хъæугæ.
Ахсджиаг – лучший, наилучший; важный, самый главный, основной; должный; необходимый, нужный; ответственный; серьезный; милый, близкий; незабвенный; священный;
Æхсызгон – приятный, сладостный, отрадный; радушный; желательный, необходимый;
Хъæугæ – нужный, необходимый.
Итак, какое осетинское слово могло бы передать «насущный» в евангельском значении? Ведь Господь заповедал нам молиться, о чем просить: не столько о вещественном хлебе, сколько о Духе Святом, о Хлебе, воздействующем на сущность души.
Совсем не обязательно заменять слово «уоныны», на одно из слов имеющихся в словаре В.И. Абаева. Но в качестве уточняющего истинное значение слова «насущный» можно было бы добавить в скобках дополнительное значение, например: (Святой Дух; Хлеб, питающий душу). Тем более что, произнося осетинские слова: «фæлæ нæ фервæзын кæн фыдбылызæй» под фыдбылызæй мы подразумеваем не образ лукавого, а то, что этот образ несет в себе, когда проникает нам в сердце: беду, несчастье, зло, так переводится осетинское фыдбылыз…
Какие богатые возможности есть в осетинском языке для того, чтобы точно и во всей глубине передать не только внешние события Священного Писания, но и их внутренний смысл!
В евангельском повествовании о расслабленном Христос спрашивает: «Хочешь ли цел быти?» (Ин 5: 6), по-русски это звучит так: «Хочешь ли быть здоров?». На осетинском: «Дзæбæх цæмæй уай, уый дæ фæнды»? Но все-таки здесь уместнее выбрать понятие «цельность», потому что оно шире понятия «здоровье», оно подразумевает всего человека: и тело, и душу. Насколько бы мы стали ближе к первоначальному смыслу Евангелия, если бы перевели с церковнославянского языка непосредственно на осетинский: «Иугъæдон адæймаг цæмæй уай, уый дæ фæнды»?
Иугъæдон адæймаг – цельный человек.
Осетинский язык может обогатить наше понимание Священного Писания. Как древний язык, по глубине своей он близок к церковнославянскому языку.
Еще одна особенность сакральности: она не только освящает путь к заветной цели нашей жизни - общению с Богом, а еще и обнажает, формулирует сущность неверного отношения к добродетели, как таковой. Например, скупость, если принимать во внимание, что она предполагает бережливость, противоположна расточительности и неумеренности, и это ее положительное качество. А отрицательный смысловой оттенок скупости появляется от того, что скупой человек и сам никого не любит, и к себе не вызывает никаких добрых чувств. Вспомните скупого рыцаря из «Маленьких трагедий» Пушкина. Скупость это синоним умеренности, но без любви она приводит к духовной смерти. Не случайно скупой человек в осетинском языке называется мæрддзæст. Корни слов мæрддзæст и уæлмæрд совпадают.
Мард – мертвый, убитый; покойный; мертвец, покойник, труп.
Мæрддзæст – скупой, жадный; скряга.
Уæлмæрд – кладбище.
Мы находимся на линии огня. Это линия проходит в нашем сердце, и поэтому нам порой так трудно разобраться в себе самих. Но Божье слово, духовность не только меч, но и светильник. Если мы целомудренны (æдæгъдаудзинад), если в ладу со своей совестью, с Законом (æдæгъдау), то наше сердце, как в осетинском слове «преданность» (иузæрдион) – это место встречи с Богом. Но если мы забываем о Боге, наше сердце становится местом, где убивают и орудием, которым убивают. Помните, как звучит слово тоска по-осетински? Зæрдæмарæн.
В заключение мне хотелось бы привести прекрасное изречение об осетинском языке: «Мы убедились, что осетинский язык представляет весьма совершенное, гибкое и послушное орудие для выражения самых тонких и деликатных изгибов мысли и чувства». Это слова Василия Ивановича Абаева.
В осетинском языке есть все, чтобы раскрыть красоту и богатство содержания богослужебных текстов, их глубинную связь с Евангелием. Язык – это очень совершенный инструмент, но все же, это только инструмент. От того, насколько мы сами открыты для вечных истин, насколько мы внимательны к слову и усердны в своем стремлении следовать по пути, указанному Богом, настолько и слово будет иметь силу, настолько и содержание Священных текстов будет открыто нам.
Протоиерей Владимир Маничев (г. Челябинск). Свято-Георгиевские чтения, 2016
latest jordansNike React Element 87